Твари - Страница 135

135

Круглов снова встал, прошелся по кабинету и сел, на этот раз на свое законное место.

— Петр… Кандалы, как я и сказал, удалось подальше выбросить. Но и…

— Заявление, стало быть, писать?

Начальник управления мотнул головой.

— Не получается. Только с формулировкой. И приказ… — Он помолчал, уставившись в поверхность стола. — Приказ я уже подписал.

— Ясно.

Кремер поднялся и подошел к столу.

— Спасибо, товарищ полковник. — Он протянул Круглову руку.

— За что же? — удивился тот, отвечая на рукопожатие. — За пинка под зад?

— Будет вам, Александр Тихонович. И я знаю, за что — и вы тоже. Спасибо.

— Ну, тогда уж на здоровье.

Круглов снова встал и, выйдя из-за стола, приобнял Кремера.

— Как будешь-то?

Бывший майор рассмеялся.

— Как ванька-встанька, товарищ полковник. Они меня по тыковке — а я хлоп! и снова торчком. Да все будет нормально. Не потеряюсь, не забомжую.

Он прошел к дверям, ни разу не обернувшись.

2

Кремер вышел из машины и обошел ее спереди, открывая пассажирскую дверцу. Алина смерила его взглядом с головы до ног.

— Вольный костюмчик, Петр Андреевич, симпатичный — но непривычно вольный.

— Так ведь и человек вольный, — улыбаясь, ответил он. — И, кстати, Петр.

— Что — Петр? — не сразу поняла она.

— Без Андреевича. Уж было ведь. Или мы на «ты» только на поле боя?

— Верно. — Наговицына чуточку смутилась. — Прости.

Кремер сел за руль, но движок пока не запускал.

— Куда, Аля?

Она смотрела вперед, спокойная и сосредоточенная.

— Сегодня девять дней, Петр. Сережке девять дней.

Он кивнул.

— И Косте девять. Участковому Косте Гриценко. И… Да и всем ребятам, что оттуда не вышли.

Они помолчали.

— Это ведь у вас, православных, как бы первые поминки, что ли?

— Поминают сразу после похорон, — сказала она. — Потом на девять. Потом еще сороковины.

— Ну, первые мы справили, — сказал он. — У Кости.

— Да, — сказала она. — За всех.

Кремер завел машину.

— Куда тебя?

— В церковь, на Охту. Я покажу.

— Я знаю, — сказал Кремер, выводя свой «Пассат» в общий поток.

Они остановились на тихой, почти без машин, улочке метрах в двадцати от храма — ближе было не проехать.

— Ну вот, — сказал Кремер. — Приехали.

Алина, полуобернувшись, смотрела на него.

— Что? — слегка удивившись, спросил он.

— Ты не пойдешь?

Он уставился вперед, словно рассматривая что-то вдалеке, и забарабанил пальцами по рулю.

— Храм православный, я от роду — лютеранин. Хотя и лютеранин из меня… Товарищ Лютер в гробу, небось, ворочается, таким единоверцем обзаведясь.

Наговицына молчала. Кремер повернулся к ней.

— Считаешь, надо?

Алина кивнула.

— Хорошо. Пошли.

Они вошли в прохладный полумрак. Наговицына набросила на голову платок, купила несколько свечей и протянула одну Кремеру. Тот, машинально взяв свечу, осмотрелся вокруг.

Иконы, висевшие вдоль стен, было слабо освещены светом лампадок. В правом углу молодой священник, приняв исповедь, накрыл голову женщины епитрахилью, отпуская ей исповеданные грехи. Из притвора вышел другой священник, судя по лицу, лет пятидесяти, но с седыми, почти без темных прядок, волосами. Алина подошла к нему.

— Батюшка…

Он спустился со ступенек, приблизился к ней.

— Благословите, батюшка.

Она сложила ладони ковшиком и склонила голову.

— Бог благословит, — сказал священник, широким жестом перекрестив стоящую перед ним женщину.

Он повернулся, чтобы идти по другим своим делам, но голос остановил его:

— Батюшка…

Священник обернулся.

— Я панихиду хочу отслужить. Можно?

Он покивал, подумал.

— Можно, отчего же… Погодите минутку, я сейчас.

Вскоре он вернулся, уже облаченный в епитрахиль.

— Вы свечи зажгите пока.

Кремер зажег свою свечу от подсвечника, стоявшего у иконы в центре храма, протянул огонек Алине.

— Имя усопшего или усопшей? — спросил священник.

— Раб божий Сергий, — сказала она.

— И Константин, — добавил стоявший позади Алины Кремер.

Настоятель взглянул на него, потом перевел взгляд на Наговицыну.

— Родные?

— Родные, — твердо ответила она.

— Крещены ли были во Христе, в вере православной? — внезапно спросил священник.

Алина растерялась.

— Не знаю, — тихо ответила она. — Не думаю…

Настоятель вздохнул.

— Нельзя ведь, дочь моя. Не положено. По-человечески поминать не запретит никто, и Бог велит — но в церкви Христовой панихиду служить…

Четкий голос Кремера эхом отозвался под церковными сводами:

— «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя».

Священник, чуточку нахмурившись, посмотрел на говорившего. Несколько секунд они стояли так — глаза в глаза. И в этих внимательных, умудренных опытом и горечью жизни глазах Кремер внезапно увидел и узнал одного из своих — своих, прошедших круги ада, через которые прошел когда-то и он сам, своих, которых узнавал он всегда и всюду, в любом облачении и обличии. То же самое прочитал и священник в глазах воина, товарища и соратника. Кивнув, седовласый пастырь твердо произнес:

— Стало быть — Христовы.

И повернулся к иконе Спасителя, сурово и торжественно произнося первые строки поминальной молитвы.

Алина обернулась, с удивлением не обнаружив Кремера, который в течение всей панихиды стоял позади нее. Перекрестившись на алтарь, она вышла из храма и сразу же увидела своего спутника, стоявшего у большого черного камня неподалеку от церковной ограды. Кремер, стоя прямо, с вытянутыми вдоль тела руками и сосредоточенно нахмуренным лбом, что-то говорил, шевеля губами, но отсюда ей не было слышно ни единого слова. Тихо, чтобы не помешать ему ни звуком, ни жестом, Наговицына подошла поближе.

135